Мировая экономика вступила в полосу значительных перемен. И что удивительно, они связаны не с технологическими, а с политическими изменениями. В их числе – общемировой отказ от глобализации, рост популярности правых, серьезные социальные изменения
Денис Лавникевич, специально для «Дела»
Лишние люди
Как считает известный французский социолог и географ Кристоф Гилюи, в ближайшие годы в западном мире возродится классовая борьба и неизбежно произойдет столкновение двух частей общества — новой (порожденной глобализацией) буржуазии и народных масс, которых эта глобализация вытолкнула на обочину, сделала нищими и лишила голоса. К мнению Гилюи стоит прислушаться хотя бы потому, что ранее он успешно предсказал все то, что произошло во Франции на последних президентских выборах — исчезновение крупных политических сил, левых и правых, и выход на арену «популистской» глубинки.
По мнению Гилюи, наблюдаемый сейчас рост правого популизма — следствие изменения экономической модели, которое началось в 80-е годы прошлого века. Оно (особенно в форме IT- революций) привело к исчезновению среднего класса. Вместо него быстро формируются, с одной стороны, новая буржуазия, а с другой — новый пролетариат. Крупные партии в большинстве стран по привычке обращаются к среднему классу, но его уже нет. У правых остались пенсионеры, а у левых — госслужащие, но этого недостаточно.
Природа не терпит пустоты — и сейчас формируются новые социальные полюсы. При этом привычные понятия «правые» и «левые» становятся просто неактуальны. Кристоф Гилюи иллюстрирует это так: «Рабочие, которые традиционно голосовали за левых, и крестьяне, всегда правые, оказались сегодня в одном социально-культурном континууме, противостоящем новой буржуазии». Именно поэтому в развитых странах «тают» старые партии, происходит реструктуризация политического класса, которая продолжится ближайшие 20–30 лет, утверждает Гилюи.
При этом в современном мире?— опять, как когда-то, много веков назад, возникает разделение на «горожан» и «плебеев». «Город, — замечает французский социолог, — превратился в настоящую средневековую крепость, в которой живут буржуа, отбивающиеся за стеной от плебса. Открытость современного города иллюзорна — в нем невозможно жить без образования и денег. Эта система нежизнеспособна. Она создает богатства, ВВП и прочее, но она не интегрирует людей в общество. Если мы продолжим идти в этом направлении, это плохо кончится».
По словам Кристофа Гилюи, особенность новых промышленных технологий в том, что они делают ненужным большое количество работающих людей. Если прежде экономическое могущество государства определялось размером его населения (т.е. числом трудящихся людей), то теперь — только уровнем образования и развития технологий. Пример тому — маленький Израиль, ВВП которого превосходит ВВП России.
Отсюда — появление множества «лишних людей» в современном постидустриальном обществе. «Новая буржуазия мечтает, чтобы пролетарии периферии исчезли — просто по мановению волшебной палочки превратились в кого-то другого, но это бред — крестьян тоже становится все меньше, но мир деревень и мелких городков никуда не улетит», — говорит Гилюи.
Появление «лишних людей» в современной экономике привело к тому, что сегодня на сцену выходит новый класс «униженных и угнетенных», о котором ничего не писал Карл Маркс — т.н. прекариаты*. Постиндустриальная эпоха тем и отличается от индустриальной, что в ней численность пролетариата резко падает, а его общественная роль фатально снижается. Когда промышленные производства оказались массово перенесены в Китай и другие страны Юго-Восточной Азии, классических пролетариев в Европе почти не осталось. Сегодня там доминируют либо низкоквалифицированные рабочие-мигранты (турки в Германии, арабы во Франции, поляки и латыши в Великобритании), либо сверхквалифицированные и очень высокооплачиваемые рабочие — например, собирающие самолеты на фабриках Airbus.
Зато современный неолиберальный капитализм в условиях постиндустриальной экономики породил новый класс — прекариат: бесправных людей, лишенных любых социальных прав. А социальное государство, выстраданное борьбой поколений пролетариев, терпит крах. Работающий человек, специалист, превратился в товар. Одной из составляющих неолиберальной политики было изменение отношения государства к рынку труда. Как пишет британский исследователь Гай Стэндинг, считалось, что следует повысить гибкость рынка труда, а это значило переложить бремя рисков (снижение доходов, безработица) на плечи работающих и их семей, что делает их более уязвимыми, в частности, перед присущими капитализму кризисами, перед безработицей, возможной неработоспособностью, старостью.
Под предлогом повышения экономической эффективности в условиях глобализации, когда в конкуренцию с работниками развитых стран вступили работники стран третьего мира, и возник новый класс прекариат, которому присущи три характерные особенности:
1.?Отсутствие гарантий занятости.
2.?Отсутствие гарантий пенсий, пособий по безработице, медицинской страховки.
3.?Отсутствие гражданских, политических и экономических прав.
В Беларуси, даже по оценкам самого государства, минимум полмиллиона человек можно отнести к прекариатам, поскольку они не платят налоги. В большинстве случаев это означает, что они работают без заключения трудового договора или вообще занимаются самообеспечением. Если они работают, то они бесправны в отношениях со своими работодателями; если не работают, то не получают никаких пособий и не имеют официального рабочего стажа, а значит, лишаются права на пенсию. Они соответствуют всем признакам прекариата, только сами об этом не знают.
Сегодня прекариаты — это те самые нелегальные репетиторы и парикмахеры, которых пытается отлавливать Министерство по налогам и поборам. Это работающие неофициально домработницы, сотрудницы салонов красоты, свадебные музыканты, заводчики котят и щенков. Это журналисты-фрилансеры и программисты-одиночки, работающие на зарубежного заказчика, и многие другие.
Новая роль
США Избрание нового американского президента поставило мир перед фактом: теперь все мы живем в новой экономической реальности, контурам которой еще только предстоит определиться. Впрочем, экономисты уже родили термин «трампономика», хотя в понимании самой сути этой модели единства пока нет. На первый взгляд кажется, что мы имеем дело со старой «рейганомикой» (в аспекте планов по резкому снижению налоговой нагрузки). Добавим сюда инфраструктурные программы в духе Франклина Рузвельта 1930-х годов, американский экономический изоляционизм XIX века, а также попытку вытеснить мигрантов из системы трудовых отношений в Штатах.
Но это лишь приблизительное описание. Пока же единственное точное описание «трампономики» — ее непредсказуемость, причина которой — личность нового американского президента. Для экономической политики новой американской администрации характерна удивительно высокая степень внезапности. Но главный вывод из победы Дональда Трампа — то, что некоторые основополагающие постулаты экономической теории, воспринимаемые как аксиомы, оказались достаточно спорными, а может быть и вовсе иллюзорными.
Как раньше, так и сейчас мы часто слышим голоса о новом характере современной экономики, доминировании IT, тектонических сдвигах в методах производства и сервисной природе народного хозяйства в XXI веке. Эти изменения действительно очевидны и отрицать их невозможно. Однако есть и другая сторона медали: несмотря на всю «уберизацию»** бизнеса, программы Илона Маска по освоению космоса и смартфоны Apple, основу экономической реальности до сих пор составляют традиционные отрасли. Если посмотреть внимательнее на карту голосования отдельных штатов, то окажется, что Трамп победил в нефтяных Техасе и Луизиане, сельскохозяйственных Алабаме и Джорджии, металлургических Юте и Монтане. Нью-Йорк с его биржевым Уолл-Стрит и Калифорния с ее Силиконовой долиной, оплотом новой футуристической экономики, голосовали за Клинтон и проиграли.
Конечно, абсолютной взаимосвязи здесь нет, и не стоит записывать всех занятых в современных сферах производства в сторонники демократов, а всех «синих воротничков» и фермеров — в поклонников нового американского президента. Но результативность апелляции Дональда Трампа к необходимости «спасти» американскую промышленность, аграрный сектор и связанные с ними сегменты «реального» сектора говорят о том, что старая экономика вполне себе жива и остается движущей силой современной политико-экономической модели.
Еще один вывод состоит в том, что система ручного управления экономикой, которую уже давно отрицают в своих статьях многие экономисты, сохраняется как работоспособная модель и в XXI веке. Впрочем, как раз это мы в полной мере наблюдаем в Беларуси.
Вот, кстати, хорошая иллюстрация противоречивости экономической политики Дональда Трампа. Сперва новый американский президент раскритиковал американскую компанию General Motors за то, что она собирает автомобили в Мексике, и потребовал строить новый завод в США. А вскоре после этого просели акции немецких автогигантов BMW, Daimler и Volkswagen, поскольку Трамп не просто призвал эти компании перенести автопроизводство в Соединенные Штаты с территории той же Мексики, но и пригрозил ввести 35%-ный налог на произведенные в Мексике автомобили.
Но нельзя не признать, что тактика, выбранная новым главой США, пока оправдывает себя. Так, японская Toyota заявила, что в ближайшие пять лет выделит $10 млрд на развитие американского сегмента своего бизнеса, а компания Ford Motor отказалась от планов инвестировать $1,6 млрд в строительство завода на территории Мексики и намерена теперь вложить вместо этого $700 млн в создание завода в штате Мичиган.
Подведем промежуточный итог. Куда смещается сейчас вектор экономической практики США? Очевидно, что он направлен в сторону изоляционизма и меркантилизма, прочь от глобализации и интеграции экономик мира. По сути, мы видим реанимацию на практике классических идей, господствовавших в XVI–XIX веках. С тех пор общественный уклад изменился до неузнаваемости, однако в идейном плане в стране, являющейся основным игроком мировой экономики, наблюдается возвращение к истокам национального протекционизма.
Такие внезапные трансформации, которые никто не мог предвидеть еще полгода назад, ставят под вопрос способность экономической науки выполнять функцию долгосрочного прогноза. Сравнительная точность макроэкономических расчетов базировалась в основном на том, что за последние десятилетия все процессы в мировой экономике были довольно предсказуемы: рушились торговые барьеры, ширились ряды участников ВТО, медленно, но верно росло благосостояние стран и граждан. Теперь же вся эта линейная модель неуклонного роста поставлена под сомнение, поскольку основной участник экономического процесса (США), формирующий лицо мировой экономики, перестал быть адептом интеграционных процессов. А другой участник (Китай) — ведет себя непредсказуемо, далек от демократических принципов и похоже надувает невиданных размеров экономический пузырь.
Под сомнение поставлена и роль доллара как ключевой резервной валюты мира. Напомню, что после отмены золотовалютного стандарта в конце 70-х годов ХХ века доллар был признан «мировыми деньгами» именно исходя из всеобщего понимания, что США являлись и будут являться локомотивом международной торговли.
Сейчас, когда эмитент мировой валюты наметил новый курс?— прочь от мировых интеграционных процессов в сторону защиты своего экономического пространства, возникает вопрос о последствиях этого решения для финансовой и экономической систем мира. По мнению некоторых экономистов, эффект от разворота Америки к самой себе может отразиться на мировой экономике позитивно: раз вырастет американский ВВП, то по цепочке положительный эффект от этого роста почувствуют и все остальные игроки. Другие специалисты не верят в столь сложные причинно-следственные связи и придерживаются более очевидной логики: уход лидера международных интеграционных процессов приведет как минимум к замедлению темпов роста национальных экономик по всему миру.
В любом случае, мировой экономике и торговле новый курс администрации США ничего хорошего не предвещает. Реакцией на непредсказуемость действий нового американского президента уже стало ослабление доллара — с января его курс по отношению к основным мировым валютам значительно снизился.
Но есть и более долгосрочные итоги: процессы в экономике и политике тесно связаны между собой. За примерами далеко ходить не надо. Многие помнят, что политический коллапс в позднем Советском Союзе коррелировал с распадом единого пространства в народном хозяйстве. Проблемы в экономике и политике взаимно усугубляли друг друга, и последний виток распада СССР был во многом связан с тем, что советские республики начали вводить пошлины на своих границах и прибегать к другим протекционистским мерам.
Что вся эта неопределенность значит для Беларуси? Как ни странно, именно эти новые угрозы для глобальной экономики создают окно для возможностей, упущенных нами ранее. Образующийся сейчас вакуум в сфере международной торговли будет заполнен теми участниками рынка, кто не поддастся искушению возвести собственные барьеры в дополнение к тем, которые активно строятся сейчас новой американской администрацией. Но при этом важно понимать: времена линейности в мировой экономике подошли к концу, и карта новой глобальной макроэкономической реальности будет формироваться во многом исходя из неизвестных сейчас переменных.
Пчелы против меда
О серьезном развороте экономического курса США свидетельствуют не только экстравагантные решения, явно рассчитанные на простых избирателей, но и системные изменения в институтах управления американской экономикой. Речь идет прежде всего о том механизме, который, собственно, и сделал Америку самой богатой страной мира. То есть о свободной мировой торговле. Созданный в Белом доме Национальный торговый совет уже выдал инициативу по пересмотру соглашений о свободной торговле США с другими странами. Официально обозначенная цель этого — ликвидация торгового дефицита США.
Пример того, как это происходит на практике — выход Штатов из Транстихоокеанского торгового партнерства (ТТП), объединявшего США по одну сторону океана и 11 стран от Австралии и Малайзии до Японии и Вьетнама — по другую. Дональд Трамп неоднократно называл эту торговую сделку «насилием» над Америкой и издал указ о выходе из ТПП в первый же день своего президентства.
Нынешняя торговая стратегия Трампа «Америка превыше всего» основана на более эффективном соблюдении торговых законов США и существующих торговых соглашений с изменением некоторых из них в интересах Штатов. Потому оказались безрезультатными попытки представителей азиатских стран убедить недавно назначенного торгового представителя США Роберта Лайтхайзера вернуться в блок. В свою очередь, Лайтхайзер ранее заявлял, что на своем посту будет делать торговлю «более свободной и справедливой» в интересах американских рабочих, фермеров, владельцев ранчо и предприятий. «Я верю, что с партнерами в этой части света (от ред.: речь о Тихом океане) мы заключим двусторонние соглашения. Для США лучше двусторонние переговоры», — сказал он.
В итоге Япония и другие члены Транстихоокеанского партнерства решили продолжить работу над торговым соглашением без США, хотя понятно, что объемы торговли внутри блока упадут вчетверо из-за ухода Вашингтона. Да и само продолжение партнерства сопряжено с определенными трудностями. Так, изначально Вьетнам был одним из основных бенефициаров ТТП из-за снижения тарифов и дополнительных инвестиций из Соединенных Штатов. Малайзия находится в аналогичной позиции. «Надо убедиться, что наши интересы остаются защищенными, и выгода все еще перевешивает расходы», — заявил министр торговли Малайзии Мустафа Мохамед. Кстати, именно после этого Малайзия подала заявку на создание зоны свободной торговли с ЕАЭС.
Однозначно можно сказать одно: выход США из Транстихоокеанского партнерства усилит и без того растущее региональное доминирование Китая, который не входит в состав ТТП и поддерживает более широкое соглашение о свободной торговле для всего азиатского региона.
Пекин также продвигает Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП), подписание которого намечено на конец года. Это будущее соглашение включает Китай и Индию, но не США. В основном ВРЭП касается снижения тарифов и является менее широким, чем ТТП: в его рамках достаточно ограничена защита прав на интеллектуальную собственность, трудовых прав и прав по охране окружающей среды.
Между тем, Дональд Трамп подписал не только указ о выходе США из Транстихоокеанского партнерства. Из-за трений США и Мексики поставлена под угрозу дееспособность Североамериканского соглашения о свободной торговле, действующего с 1994 года и объединяющего всю Северную Америку в общее экономическое пространство. А значит, о собственных экономических интересах может «вспомнить» Канада, которая и так не в восторге от экономического доминирования США на континенте. Самый очевидный выход для Канады — укрепление экономических связей с Евросоюзом. В пику Великобритании, которая после «брекзита» решила переориентировать свою экономику на США.
*Прекариат — социальный класс работников с временной или частичной занятостью, которая носит постоянный и устойчивый характер.
**Уберизация − термин, производный от названия компании Uber. Его относят к использованию компьютерных платформ, таких как мобильные приложения, для проведения пиринговых сделок между клиентами и поставщиками услуг, что часто позволяет отказаться от услуг традиционных плановых корпораций.